Ну, что сказать. Да, были времена, когда я матом «поднимал в атаку батальоны и гнал их вперёд на смерть и на победу». А как же иначе на военном-то флоте?
Приход на белые пароходы вызвал у меня некоторый культурный шок, поначалу даже выражавшийся в культурном ступоре. Это когда говоришь боцману: «Вася, надо караван крепить, или борт красить, или трюм замести» и уже становишься по-привычке в наступательную позу, и уже выстраиваешь в уме мгогоэтажные комбинации, и уже сжимаются кулаки, ожидая обычных: «А где я возьму... А мне не положено... А чем я тут буду... А нафига оно...», а Вася идёт, зовёт матросиков, достаёт инструмент, и работа кипит, и все знают, что и как делать лучше зелёного вахтенного помощника, а ты стоишь, и вроде бы как некуда сплюнуть всё это нажёванное...
И потихоньку приходит сознание, что мол работать-то можно не только в экстремальных условиях и под прессом и получая вечные тумаки сверху и ретранслируя их вниз по команде.
И вот как-то через пяток лет такой работы, будучи уже старпомом, с удивлением обнаруживаю, что даже на этой «собачьей» должности можно и не собачиться и куда-то исчезла, растворилась область применения былых матершинных талантов и навыков. И это притом, что стрессовых ситуаций отнюдь не убавилось.
А ещё через десяток лет замечаю, что матерящиеся мне как-то неприятны, а матерящиеся не к месту, неизобретательно или при дамах так и вообще противны. Стоп, себе думаю, а не ханжа ли я?
Пока я не могу ответить себе на этот вопрос. Но когда слышу пошлую фразу, что я мол так крут, что матом не ругаюсь, а разговариваю, хочется подойти к этому человеку, погладить его по головке, сказать что-нибудь ласковое и вложить ему в розовые уста чупа-чупс.